— Отличается ли как-то заболеваемость в СЗФО от других регионов?

— Особенных отличий в сравнении с другими субъектами РФ у нас нет. Другое дело — даже внутри СЗФО показатели будут неоднородные. По статистике мы видим, что север выделяется высокой заболеваемостью раком легкого среди мужчин. Сказывается и курение (мужчины, работающие в суровых северных условиях, курят чаще), и климатические условия. Мы сейчас принимаем участие в исследованиях по заболеваемости населения за полярным кругом с нашими коллегами из скандинавских стран. Мы увидели, что заболеваемость раком желудка в странах и регионах, находящихся за полярным кругом, выше, что связано и с суровыми условиями, и с особенностями питания.

В регионах СЗФО наблюдается та же тенденция, что и в других регионах России: у женщин, особенно важно — у молодых женщин, растет первичная заболеваемость раком шейки матки. А ведь это заболевание, которое на 100% можно предупредить. Некоторые страны даже поставили себе цель полностью его искоренить путем внедрения скрининга и вакцинации.

— А как обстоит ситуация с профилактикой рака?

— Когда мы говорим о скрининговых методах, то имеем в виду в первую очередь диспансеризацию. Чтобы скрининговый метод работал, нужно высокое качество исследований и охват 60%, а лучше 70% населения из групп риска. Поэтому моя точка зрения — эффективность от наших мероприятий по диспансеризации может быть выше.

— Изменилось ли отношение к раку за последние 20–30 лет?

— Мы упорно движемся в направлении того, чтобы рак стал излечимым заболеванием. За последние 20–30 лет очень многие нозологические формы, например лейкозы и лимфомы, которые раньше были смертельными болезнями, сейчас излечиваются, и эти пациенты живут совершенно обычной и полной жизнью. Кроме того, появились новые лекарственные препараты: продукты клеточных технологий, таргетные и иммунные препараты, с помощью которых существенно продлевается жизнь онкологических пациентов. Мы начали психологически перестраиваться, понимать, что неизлечимое заболевание переходит в хроническое, как сахарный диабет, как туберкулез, которые надо лечить по мере возникновения, а в остальное время наблюдать.

Совершенствуется хирургическое направление в онкологии: с одной стороны, появляется возможность удалять опухоли и метастазы, которые ранее считались «неудалимыми», с другой — современное комбинированное лечение с лучевой и системной лекарственной терапией позволяет получать хорошие результаты.

— А онкологов становится больше? В целом к онкологии как к науке изменилось отношение в последние годы?

— Конкурс на обучение по специализации «онкология» очень вырос. Причин этому множество. С одной стороны, вся большая хирургия перешла в онкологию, с другой — возможности лучевой терапии, системного (медикаментозного) лечения тоже существенно выросли. Кроме того, самые яркие открытия последних лет в фундаментальной науке и прикладной медицине тоже касаются канцерогенеза, диагностики и лечения рака. Растет и абсолютное число молодых онкологов, но все равно сохраняется дефицит этих специалистов. И самая главная причина в том, что хорошего онколога за один-два года подготовить невозможно.

Кроме того, наше общество становится более требовательным и ждет от медицины и от онкологии большего, с опережением наших возможностей. Все требовательнее наше общество относится к онкологам, наверное, отчасти и потому, что государство все больше денег выделяет и на оснащение, и на лекарственное обеспечение. Однако в этом вопросе нет и не может быть прямой зависимости: нельзя сказать, что если мы в пять раз увеличим финансирование онкологии, то в пять раз увеличится продолжительность жизни. Движение вперед в технологиях и внедрении достижений науки в онкологию существенно удорожает лечение и требует более высокой квалификации специалистов. В то же время стоимость новых лекарств иногда просто запредельная.

— На лечение онкологических заболеваний были направлены дополнительные средства в рамках национального проекта «Здравоохранение». Оно обновилось? Как врачи перестроились на новые форматы?

— Мы очень сильно ощутили дефицит компетенций у онкологов по правильному освоению таких небывалых финансов на лекарственную терапию. Необходимо было разрабатывать наши отечественные клинические рекомендации, создавать на их основе стандарты лечения. По поручению Минздрава России, созданный научно-практический совет сосредоточил свою работу прежде всего на утверждении клинических рекомендаций по профилю «онкология». И действительно, за столь короткий промежуток времени экспертным сообществом онкологов было разработано и утверждено более 80 клинических рекомендаций и созданы стандарты лечения онкологических заболеваний. В 2020 году денег для полноценного лекарственного лечения онкологических больных уже не хватает.

— С какими сложностями сталкиваются онкологические пациенты Северо-Западного федерального округа на этапе диагностики?

— Качество и оперативность диагностики онкологических заболеваний — это одна из самых больших проблем на догоспитальном этапе. Если качество исследований низкое, то затягивается диагностика, теряется время, ухудшается качество и прогноз лечения. Для решения этой проблемы были созданы центры амбулаторной онкологической помощи (ЦАОП). Задача этих центров — приблизить онкологическую помощь к пациенту и разгрузить тем самым онкологические диспансеры. В ЦАОПы также отдали амбулаторную химиотерапию, паллиативную и симптоматическую терапию, диспансерное наблюдение, а онкологическим диспансерам оставили специализированную помощь и методическое управление.

Еще один инструмент для увеличения эффективности диагностических мероприятий — создание патоморфологических референс-центров. Основа лечения онкологических заболеваний — качественная патоморфологическая диагностика, в то же время дефицит патоморфологов — это повсеместная проблема. Если раньше была проблема — отсутствие или нехватка современного диагностического оборудования, то сейчас она практически решена. Сегодня мы особенно ощутили дефицит квалифицированных специалистов. Поэтому централизация диагностических лабораторий — создание ЦАОПов и создание центров компетенции по гистологической, иммуногистохимической, молекулярно-генетической и лучевой диагностике — референс-центров — позволяет преодолеть дефицит кадров и компетенций, сэкономить время. Наш национальный центр тоже является референс-центром.

— А кто работает в этих Центрах амбулаторной онкопомощи? Ведь онкологов тоже не хватает.

— Это еще одна задача, которую мы решаем. Наш центр также готовит специалистов, совершенствуем и расширяем подготовку и переподготовку специалистов.

— Пандемия показала, что мы можем довольно быстро переобучить специалистов. У нас сейчас все врачи немного инфекционисты.

— Мы надеемся, это временно. Мы тоже своих врачей переобучили на необходимый минимальный уровень. Ситуация несколько напоминает военное время, когда все хирурги становились специалистами по военно-полевой хирургии.

Есть медицинские центры, которые полностью перепрофилировали под лечение больных с новой коронавирусной инфекцией, они полностью или частично прекратили свою специализированную деятельность. Но с онкологическими центрами аналогичная тактика невозможна. Онкологические пациенты хронические — болеют, лечатся и наблюдаются долго, и от этого зависит качество и продолжительность их жизни. Мы, конечно, во время пандемии вынуждены были некоторые отделения закрывать на карантин, но это не было настолько долго, чтобы наши пациенты пострадали от недополученного лечения.

— А как скажется пандемия на выявляемости онкологических заболеваний?

— В период пандемии существенно уменьшился поток онкологических пациентов в стационар и амбулаторию. Онкологические больные боялись ехать из регионов, боялись обращаться в медучреждение, потому что риск заболеть в больнице выше. Когда пандемия пошла на спад, мы увидели, что потоки пациентов на диагностику и лечение восстанавливались недостаточно. Мы скоро обнаружили прирост онкологических больных с более запущенными онкологическими заболеваниями. Пока что рано говорить о статистическом росте этого показателя на уровне популяции, но уже сейчас по диагнозам онкологических больных, поступающих на лечение в наш центр, констатируем увеличение доли запущенных стадий онкологических заболеваний по тем нозологиям, по которым обычно обращались на ранней стадии, — таким как рак молочной железы и кожи.

— Многие эксперты сравнивали ситуацию с пандемией с «черным лебедем» — событием, которое невозможно было прогнозировать в том числе и по влиянию. Какие выводы вы уже сейчас сделали для своего учреждения?

— Мы многие основы организации работы нашего центра пересмотрели: разобщили потоки пациентов, чтобы уменьшить контакты. Продолжили внедрять фаст-трек (быстрый оборот) и обнаружили, что если пациенты выписываются из стационара в течение 5–6 дней, то как правило, не заболевают новой коронавирусной инфекцией, а если задерживаются в стационаре больше 7–8 дней — на 60% повышается риск инфицирования. Мы развиваем дневной стационар и технологии, которые позволяют лечить амбулаторно, сокращая период госпитализации. Если есть возможность не задерживать пациента в медицинском учреждении — надо отпускать его на амбулаторное лечение, так как коронавирус не единственная инфекция, которая опасна для пациента в стационаре. Любая длительная госпитализация сопряжена с рисками бактериальных и вирусных инфекций. Ситуация с коронавирусной инфекцией подтолкнула нас к пересмотру логистики и маршрутизации пациента внутри медицинского учреждения.

Источник